В истории России, которая написана на новоязе по Оруэллу, в том смысле, что «ложь – это правда», Елизавета Петровна представлена этакой освободительницей, которая в 1741 году совершила свой знаменитый переворот и спасла Отечество от иноземных захватчиков, то есть немцев.

Но соответствует ли это действительности? И кто были эти иноземцы-захватчики, от которых Елизавета Петровна спасала Отечество.

Анна Леопольдовна

Основной захватчицей была близкая родственница Елизаветы её двоюродная племянница Анна Леопольдовна, правительница-регент при малолетнем императоре Иване.

Причём обе они были наполовину русские. Елизавета была дочерью Петра от «лифляндской портомои» Марты Скавронской.

Анна была законнорожденной, её матерью была Екатерина, дочь Ивана V, брата Петра I.

Пётр из политических соображений выдал свою племянницу Екатерину замуж за герцога Мекленбургского, но она вскоре бежала от мужа в Россию.

Анна приехала вместе с матерью в четырёхлетнем возрасте и воспитывалась в русских традициях бабушкой Прасковью (супругой Ивана V). Если уж рассуждать о «русскости», то в Анне её было больше, чем в Елизавете, поскольку та воспитывалась на европейский лад.

Елизавета не имела прав на престол, поскольку была незаконнорожденной, в Европе она не рассматривалась как невеста, попытка выдать её замуж за Людовика XV закончилась ничем.

Возможно её было можно выдать замуж за какого-либо принца, но для этого невеста должна была быть, как вы понимаете честной девушкой, чего нельзя было сказать о Елизавете с её постоянными романами. Конечно, её не таскали, как её мать по обозам, но романы имели место. Анна Иоанновна в своё время только и делала, что отсылала возлюбленных Елизаветы подальше от Петербурга и даже в ссылку.

К тому же по меркам того времени, она была уже старой девой, ведущей разгульный образ жизни. Так чем же она была лучше Анны, законной правительницы-регента, которая правила год, и сделала столько, что Елизавета потом не сделала за всё правление.

При этом Анна вынашивала второго ребёнка и за два месяца до переворота родила дочь Екатерину. Крёстной матерью она выбрала Елизавету и очень хорошо к ней относилась, а у той, оказывается был камень за пазухой.

Заговор

Иоганн Лесток лейб-медик при Елизавете, давно мечтал посадить её на престол и поиметь выгоды для себя. Он и стал активным участником переворота, в его доме на берегу Мойки заговорщики и собирались.

Вице-канцлер Остерман предупреждал Анну Леопольдовну о готовящемся заговоре, но она не верила, ведь Елизавета была с ней так мила и приветлива, но всё же решилась вызвать её на откровенный разговор, чтобы прояснить ситуацию.

Елизавета, не моргнув глазом заверила подругу-племянницу в своей преданности, а сама поняла, что время пришло.

Лесток предупреждал – либо корона, либо монастырь!

Как происходил дворцовый переворот

Переворот произошёл в ночь с 24 на 25 ноября 1741 года, в результате был свергнут император-младенец Иоанн Антонович и его семья.

Осуществляли его гвардейцы Преображенского полка точнее их часть, среди которых в основном были солдаты и несколько человек из низших офицерских чинов (унтер-офицеров), с ними вместе была и Елизавета.

Караул царского дворца не оказал сопротивления, видимо не ожидая такого вероломства. Офицеры караула, которые отказались перейти на сторону Елизаветы, были арестованы.

Выяснилось, что у часовых не были заряжены ружья и были испорчены барабаны, поэтому невозможно было поднять тревогу, то есть имела место ранее предпринятая диверсия.

Поэтому гвардейцы беспрепятственно прошли в спальни правительницы и ее супруга и в детскую, где находился маленький император и его сестренка.

«Неподалеку от караула в передней двое часовых вознамерились стрелять в мятежников, но поскольку их ружья не были заряжены, ничто не воспрепятствовало мятежникам» ( Из письма принца Людвига Эрнста (брата Антона Ульриха Брауншвейгского).

Всё произошло тихо и быстро, арестованных погрузили в сани и обоз под конвоем отправился в сторону границы.

Уже после свершившегося дворец напоминал разбойничий вертеп. Солдат «развезло от усталости», одни горланили песни, другие собирали всё, что плохо лежало: золото, украшения сувениры. Посреди всего этого сборища в кресле сидела новая «освободительница Отечества», и все, кто хотел, целовали ей руку.

«Большой зал дворца был полон Преображенскими гренадерами. Большая часть их были пьяны; одни, прохаживаясь, пели песни (не гимны в честь Государыни, но неблагопристойные куплеты); другие, держа в руках ружья и растянувшись на полу, спали. Царские апартаменты были наполнены простым народом обоего пола. Не мало удивило меня встретить здесь Лестока, врача, находившегося на жаловании при моем отце, фамильярно разговаривавшем с ея величеством. Императрица сидела в кресле и все, кто желал, даже простые бурлаки и женщины с их детьми, подходили целовать у нея руку…

Моя сестра заметила мне, что господа гренадеры не забыли взять с собой из дворца золотые часы, висевшие около зеркала, два серебряных шандала и золотой футляр».

(Описания очевидца тех событий, автора «Превратностей судьбы»)

После этого несколько дней гвардейцы-победители бесчинствовали по всему городу. Они заходили в лавки и брали всё, что им угодно, они требовали денег, чтобы выпить за здоровье императрицы, избивали иностранцев.

«9 декабря… Все мы чужеземцы живем здесь постоянно между страхом и надеждою, так как от солдат, делающихся все более и более наглыми, слышны только угрозы (…)

12 декабря: многие офицеры и знатные показывают тайно полное недовольство. Все дело было начато чернью, и не достаточно целой тетради для описания наглости ея». (из донесений секретаря саксонского посольства Пецольда).

Переворот не был бескровным, случались и убийства.

23 декабря: гвардейцы, и в особенности гренадеры, которые еще не отрезвились почти от сильного пьянства, предаются множеству крайностей. Под предлогом поздравлений с восшествием на престол Елизаветы, ходят они по домам, и никто не смеет отказать им в деньгах, или в том, чего они пожелают. Один солдат, смененный с караула и хотевший на возвратном пути купить на рынке деревянную посуду, застрелил на месте русского продавца, который медлил уступить ему ее за предложенную цену. Не говорю уже о других насилиях, особенно против немцев (из донесений секретаря саксонского посольства Пецольда).

Елизавета не препятствовала этим бесчинствам, она сама их побаивалась, они её возвели на престол, они же могли и свергнуть. Ведь с точки зрения закона она была преступницей. Назад пути не было, нужно было идти до конца.

Елизавета объявила себя императрицей и заставила принять свою власть. К важным людям империи, например, таким как канцлер Черкасский и фельдмаршал Ласси, лично приезжала вооруженная делегация от Елизаветы с требованием подписать присягу новой императрице.

Лесток с двадцатью гренадерами пошел к князю Черкасскому и фельдмаршалу Ласси и спросил их: намерены ли они служить дальше или хотят под арест? Первое им понравилось больше» (Из письма принца Людвига Эрнста (брата Антона Ульриха Брауншвейгского).

В ссылку никому не хотелось, поэтому многие офицеры подчинились командирам. Архиепископа Амвросия тоже материально заинтересовали, и он признал новую императрицу.

Елизавету помимо безопасности беспокоила недостача драгоценностей. Она видимо в пьяном угаре не помнила, что очень много их ушло в карманы гвардейцев. И ничего лучше не придумала как потребовать отчета у Анны. Видимо решила, что Анна, второпях одеваясь в ту ночь, прихватила что-то из драгоценностей.

Она стала угрожать Анне, что будет пытать ее любимую фрейлину Юлиану, если не найдется очередная побрякушка. Антону Ульриху и Анне пришлось дать отчет всем своим личным, приобретенным, подаренным и доставшимся от императрицы Анны Иоанновны драгоценным вещам.

Анна отвечала:

«Золотые две коробки от нахтыша, как я прежде говорила, что положены были в баул к золотой посуде бывшего герцога Курляндского, и ныне я по сущей справедливости подтверждаю, хотя и под присягою сказать, что конечно оные две коробки положены мною в этот баул. А куда оные оттуда девались, я поистине не знаю» (из письма принцессы Анны Леопольдовны)

Анне, находящейся под конвоем, было не до драгоценностей, её заботило другое. В повозки положили мало тёплых детских вещей, постельного белья и лекарств, повозки продувались, а на улице была зима.

Елизавета, как специально, отправила весь багаж в Ригу. Анна ехала одна с детьми, её мужа везли отдельно, и она не знала, что с ним.

Когда к Елизавете обратились с просьбой по поводу тёплых детских вещей, она распорядилась не беспокоить её по пустякам.

«… дабы впредь ваше высокопревосходительство таковых требований не принимали… а что к тому потребно, оное отсюда отправлено прямо в Ригу».

Елизавету интересовали только украшения и наряды, которых она отставила после себя в количестве более 15000 платьев, два сундука чулок и две тысячи пар обуви.

Что касается её правления, оно было бездарным, как обычно у всех узурпаторов, но об этом в отдельной статье.